29-летний Рауль Хозреванидзе и его односельчане провели период ограничений во время пандемии в сели Гвердзинети. Тогда транспорт не ходил, и передвижение было затруднено. Аджарские экомигранты, особенно молодые, после снятия ограничений вновь взяли курс на работу в Батуми. Рауль – один из них. На следующий день после нашего приезда в Гвердзинети он отправился в Батуми.

Рауль считает на пальцах, сколько семей и людей остаются в селе – те, которые не едут работать. Таких 5 или 6 семей. В Гвердзинети живёт всего 15 семей. В селе приблизительно столько же покинутых домов.


«Почти все сбережения и доход, что у нас были, мы потратили в течение этого одного года. Как могли, так и перебивались. За покупками ездили в Карели. Здесь нет таких мест, чтобы вырастить какой-нибудь урожай. Если раньше сельское стадо состояло всего из 150 коров, сегодня не насчитаешь и 30. Земельных участков мало, и пастбищ больше нет. Поэтому у кого появляется какая-то возможность, мы ездим работать в Батуми. Некоторые, кому удаётся, и в Турцию ездят на сезонную работу. Потом возвращаемся в деревню, так и продолжается наша жизнь», - рассказывает Рауль.

На фотографии: центральная дорога ущелья, участок Гвердзинети-Ткемлована

Гвердзинети – последняя самая густо населённая деревня Дзамского ущелья. После неё начинаются безлюдные сёла: Циплована, Сатердзе, Ткемлована, жители которых покинули дома во время конфликта 90-х гг. и переселились в Северную Осетию. В настоящее время в селе Ткемлована живут только две семьи, однако добраться до Ткемлована в снежную погоду невозможно, поскольку через 2-3 км. после Гвердзинети даже на новой асфальтированной дороге лежит много снега.

На следующий день он должен был рано утром ехать в Батуми, но Рауль всё же стал нашим проводником в деревне.

«Как я понимаю, лучший выход для живущего здесь человека – это поехать на работу в Аджарию. Найти работу в Восточной Грузии вам, наверное, трудно, да?» - спрашиваем мы у нашего хозяина, который в знак согласия кивает головой. Мы идём по снежной и грязной сельской дороге.
«Я хотел стать футболистом», - говорит Рауль. Если оглянуться вокруг, стадиона нигде не видно, только горы.

«Я всегда хотел играть в футбол. В школе ходил на футбол. В основном был вратарём. Между прочим, вот команды из соседних деревень часто брали меня играть. Я защищал ворота то одной сельской команды, то другой. Я очень хотел дальше заниматься футболом, но когда подрос, не смог продолжить играть из-за травмы ноги. Хотя очень хотел», - рассказывает Рауль Хозреванидзе.

Везде по большей части деревянные дома, а также деревянные ворота. Во время беседы мы прошли мимо ворот его дома и с футбола опять переключились на разговор о работе.

«Чтобы здесь развить туристическую инфраструктуру, нужны очень большие расходы. Дом должен быть оборудованный. Видишь же, здесь все дома деревянные. Ночью тоже нужно жечь дрова, чтобы в доме было тепло, а то очень холодно. Если гостю не предоставить хорошие условия, здесь никто не задержится. А средств на это нет. Что мы получаем на работе? Столько, чтобы дома был какой-то доход», - говорит Рауль.

Неожиданно дорогу нам перебежало какое-то животное. «Волк?»

«Нет, это хаски. Прибился к деревне и бегает здесь. Наверное, кто-то его потерял. Мы его кормим обычно».

Мы решили навестить одного из самых старых людей села – местную жительницу Веру Хабалову. Её двор и крыша дома были покрыты снегом. Из печной трубы шёл дым. Громко работал включённый телевизор, поэтому Раулю пришлось сделать много попыток, чтобы бабушка Вера заметила приход гостей.

81-летняя Вера Хабалова выглянула с балкона. «Это ты, Рауль? Всё в порядке?»

«Да, бабушка Вера, журналисты хотят с тобой повидаться».

«Журналисты?» - вглядывалась она в нас с балкона и узнала только после того, как мы сняли маски.

На фотографии: в гостях у Веры Хабаловой

«Ой, это вы? Что же вы пришли в такой снег?»

«Ты их привёл или они сами меня вспомнили, не обманывай?» - спросила у Рауля бабушка Вера, прежде чем выключить телевизор и ещё сильнее разжечь огонь в печи.

Репортаж о Вере Хабаловой мы подготовили два года назад, поэтому она вдвойне обрадовалась, когда во время визита в деревню мы её снова вспомнили и навестили:

«Сними, сынок маску, что здесь нужно короне?» - говорит бабушка Вера и выкладывает на стол сыр, хинкали и бутылку водки.

«Недавно я просматривала тетрадку с телефонными номера и прочла там твой номер. Сразу же сказала, сколько времени уже эти журналисты больше не приезжали, наверное, у них нет дел здесь, потому и не навестили меня. А зачем вы приехали в эту лютую погоду?» - спросила она нас с улыбкой.

«Именно в такое время мы должны были навестить вас, как вы провели период пандемии?» - спрашиваем мы Веру Хабалову. Вследствие ограничений, установленных из-за пандемии, сёла Дзамского ущелья оказались в ещё большей изоляции.

«Скажу как: каждый вечер я и вот кот обычно разговариваем», - отвечает она и смешит нас от всего сердца.

У кота сейчас болит живот и бабушка Вера не знает, чем ему помочь.

«Как началась эта пандемия, кто приедет сюда? Дороги были закрыты, мои родные приехать сюда не могут. А я такой человек, что не буду беспокоить кого-то своими нуждами. Даже если буду умирать, не могу никого побеспокоить», - говорит бабушка Вера и готовит нам яичницу из яиц, которые снесла выращенная ею самой курица. Еще и гордится тем, что курица оказалась несушкой.

«Каждый вечер, когда я ложилась, если поднималось давление или ещё что-то, говорила: «Вот сейчас закрою глаза, а утром больше не проснусь». Складываю руки вот так на живот, а утром опять открываю глаза и просыпаюсь: «О, я жива?» - шутя рассказывает она нам о своих страхах, и указывает на стоящую на столе бутылку. «Это такая водка, в ТЭВЗе на неё большой спрос».

В Тбилиси, в посёлке ТЭВЗа живёт семья её сына. Вера радуется, что в Тбилиси соседи её сына очень любят сделанную ею водку. Она и сейчас смотрит на часы. Ждёт звонка сына.

«Мой сын звонит мне каждый вечер из Тбилиси. Не бывает дня, чтобы не позвонил. Что мне делать? Я отсюда уехать не могу. Не могу жить в другом месте. Я здесь родилась, выросла. И мужа своего привезла сюда. У меня был такой хороший муж. Рауль будет его помнить. Я не могу жить в другом месте, не смогу выдержать».

Мы поинтересовались, как ей удавалось покупать медикаменты и продукты во время ограничений, когда члены семьи находятся так далеко. Она ответила, что с помощью соседей.

На фотографии: Вера Хабалова с мужем

«Когда я езжу на машине в Карели, оттуда привожу что-то бабушке Вере, если ей что-то нужно. Во время этой пандемии одиноким людям раздали продукты: вермишель, растительное масло, сахар, яйца и т.д. Насколько я знаю, бабушке Вере тоже принесли», - сказал Рауль.

«Что? И яйца тоже были? - включилась в разговор бабушка Вера. «Что-то я не помню. Наверное, знали, что у меня есть одна курица, которая несёт яйца, наверное, мол есть у Веры», - пошутила Вера Хабалова, однако подтвердила то, что ей действительно один раз принесли нескоропортящиеся продукты из мэрии.

Населению Гвердзинети владелец лесопилки, расположенной в соседней деревне, раздал деревянные отходы. В этом году Вере Хабаловой эти отходы не привезли. Как оказалось, водитель машины не решился поехать к бабушке Вере, потому что в привезённых в прошлом году деревянных отходах оказалось много мусора.

На фотографии: Гвердзинети, южная сторона

«Я не люблю несправедливость и никому её не прощаю. Я сказала, что мне лучше заплатить деньги и купить дрова, чем мне принесут мусор».

В шутках и воспоминаниях старых историй время прошло быстро. «Если бы вы не приехали, этот день я тоже провела бы, разговаривая с кошкой», - проводила нас с улыбкой 81-летняя Вера Хабалова.

Мы попрощались с хозяйкой и покинули Гвердзинети – единственное село в Дзамском ущелье, где пока ещё земли не принадлежат Руис-Урбнисской епархии. Расположенные вокруг села пастбища полностью зарегистрировала на себя епархия. Епархия заняла деревни: Циплована, Сатердзе, Абухало, Ткемлована…

На протяжении лет в ущелье на пожертвования государства и бизнесменов ведётся строительство новых церквей и келий. В настоящее время в Дзамском ущелье проживает около 300 духовных лиц. Чем больше растёт количество духовных лиц и расширяется собственность церкви, тем меньше становится пространства для местных жителей.